I'm a mess
я его где-то уже читала, но все равно сохраню
03.01.2016 в 00:15
Пишет Sherli_valva:"Он решил остаться с Шерлоком Холмсом до конца"
В моем цитатнике - 76 страниц... я их буду чистить вечность! И в начале конечно же Холмс)))
Интервью с Джереми Бреттом, переведено Barbuzuka (и у нее же унесено)
читать дальше
На Бейкер-стрит дела налаживаются вновь. Несколько лет назад Джереми Бретт говорил британской прессе, что подумывает оставить гранадовский сериал, основанный на произведениях сэра Артура Конан Дойла о великом детективе, где он с успехом исполнял роль Шерлока Холмса. Но кажется, что Бретт, появившийся в самых последних сериях о Холмсе, показываемых с 14 ноября по 12 декабря на канале PBS "Mystery!", передумал. Собственно, в октябре, будучи в Атланте, он сказал "Англофилу", что, возможно, он осилит весь Канон! Следующим в Британии выйдет "Король Шантажа" - двухчасовой фильм, основанный на произведении Дойла "Конец Чарльза Огастеса Милвертона", в котором Бретт закончил сниматься за три недели до своего визита в Атланту. Крис Лиагуно взял у Бретта интервью для "Англофила".
Как-то раньше вы сказали, что эти новые серии о Холмсе будут вашими последними...
Ах, я передумал. Я взял перерыв на год, фактически протянул пять месяцев, позвонил своим "ангелам" ("Мобил" и "Гранада Телевижн") и спросил, что если они хотят, то я хочу тоже, и дают ли они своё благословение, а они взяли да и ответили "да"... Сейчас мы продаем сериал в 83 страны, а последний фильм разрешили даже в... России. Так что они довольны, и в "Мобиле" довольны, ведь это означает, что их Пегас - помните их логотип? - летит в Россию. И в моей студии, "Гранаде», довольны. Все довольны.
Во всяком случае, я настроен закончить весь список и сделать еще 20 фильмов.
Что заставило вас передумать?
Ну, в основном то, что ко мне были очень добры. То есть, обычно все эти боссы и продюсеры только и делают что подгоняют, а меня – нет. Они дают мне такие передышки, что я могу продолжать работать и в сериале и играть в театре и других фильмах. Я собираюсь сняться в фильме с Харрисоном Фордом. И я выступал в пьесе на Бродвее в 85-м. Я играл в пьесе в Лондоне в 87-88-м. Так что с такими небольшими перерывами можно продолжать.
И я подумал, а почему бы и нет. Я как раз собрался с силами. Возможно, я погнался за двумя зайцами и безрассуден, но в любом случае, я очень постараюсь и закончу сериал. Это игра… а я как раз игрок.
То есть вы собираетесь всё это выдержать, пока не снимете все серии?
Да, надеюсь…. Ведь такого сериала еще не было, так что почему бы не попытаться?
Вы также раньше говорили о тяжелом «бремени», что накладывает на вас игра роли Холмса, и как однажды у вас даже случился нервный срыв. Как вы справились с этим?
Ну, тут больше повлияла смерть моей жены (Джоан Уилсон). И я думаю, что фактически, Дойл и творение сэра Артура Конан Дойла - Сами-Знаете-Кто - помогли мне.
Каким образом?
Что ж… это был такой шок. Она умерла в 85-м, 4-го июля, – какой день для ухода, будучи американкой! И ее смертью я был совершенно разбит. Я ни в чем не видел смысла, и меньше всего в Ш.Х.
А в 86-м, я совсем развалился… но что подняло меня на ноги, так это работа; как мы говорим в Англии – «снова в седле».
Да-да, я отправился в студию и снялся еще в пяти эпизодах и стал чувствовать себя заметно лучше. У меня ушло на это – хотя я всё еще не могу смириться - около трех лет. Так что, тому действительно была причина.
Наверное, мне всё же нравится роль… Хотя не думаю, что идеально подхожу для нее. Я привык играть Короля Артура, Генриха Пятого, героев и романтиков… Роберта Браунинга, лорда Байрона… классику… Гамлета - в мои молодые годы.
Вам больше нравится играть их?
Да. Подвох с Холмсом в том, что у Дойла он описан как человек без сердца – только мозг… и это трудно не то что играть, но и показать.
Если вернуться в 83-й, то я свалял такого дурака на пробах. Я был похож на горгулью [смеется], потому что очень решительно был настроен выглядеть должным образом. Но у меня действительно был нос, белая полоса вдоль груди и бархат под подбородком. И тогда мой продюсер возмутился: «Тут вообще что-нибудь будет от Джереми?»
И я немного остыл с этим, но всё еще… знаете, это не самая легкая роль, чтоб играть. Кроме того, всё это действительно лучше читать, если уж говорить честно.
Почему?
Ну, история сама словно сходит со страниц. То есть, когда ты читаешь «Холмс как золотистый ретривер ползает в папоротниках в поисках улик», ты видишь это в своем воображении. Но когда ты это играешь [смеется], это вызывает истерический смех.
А у меня еще были замечательные Уотсоны – и оба при этом начинали [стонет]: «Холмс снова за своё». Да что там, у нас в студии находились и такие, которые, когда я вдруг кидался на пол и ползал, говорили: «Только не это!» [смеется]. И это еще цветочки.
Есть и еще кое-что. Например, если идешь в столовую на обед, одетый вот так, как я называю - «ненормальный пингвин», никто не хочет сидеть с тобой, потому что… ну, краше только в гроб кладут [смеется]. Когда на тебе этот грим, черные волосы и черный костюм, все прям так и горят желанием сидеть за обедом напротив тебя.
Вы сказали, что сейчас вам играть Холмса полегче. А как вы сохраняете к нему интерес? Что вас влечет?
Ну, я пока до него не дотянулся. Он все время за версту впереди меня. Это так захватывающе. Очень захватывающе.
Наверное, чем больше я его играю, тем больше я понимаю, что его невозможно играть. То есть, для меня здесь образцами являются, конечно, великолепный Бэзил Ретбоун и Роберт Стивенс, сыгравший в «Частной жизни Шерлока Холмса» Билли Уалдера. Роберт Стивенс – мой лучший друг в Англии. Я виделся с ним прошлым июнем, когда ходил посмотреть на его блестящее представление в театре, и он сказал: «Знаешь, что я думаю? Твоя проблема в том, что ты не можешь кое-что понять. Холмс – это дыра». И пояснил: «Когда я пытался его играть, я чуть не убил себя… у меня был нервный срыв. Пытался убиться, просто катастрофа! Но ты, конечно, со своей этой бурлящей искрящей эссенцией… ты просто залил эту дыру шампанским и водой «Перье». Твой колодец так заполнен до краев, что ты и не замечаешь, что внутри-то [Холмса] ничего и нет».
Естественно, дело в том, что Роберт и я - мы актеры одного сорта. Мы оба те, кого в Англии называют «становящийся персонажем» (becomer) - ты превращаешься в того, кого играешь.
Я всегда создаю персонажу внутреннюю жизнь. Например, я определился, где Холмс родился; представил, какова была его нянька; лет до восьми он и матери своей не видел, - возможно, только слышал шелест ее юбки. А викторианские няньки не делали всё подряд: лишь отмывали да оттирали его, укрывали в кровати, да убирали за ним. Отца он не видел лет до двадцати, и он был гордым, но запуганным маленьким человечком, как и его брат, Майкрофт.
Там вероятно была история с красивой девушкой, в отношении которой он чувствовал себя глупо, но она даже не смотрела на него. В итоге это разбило его сердце и он решил: «Ну и ладно, больше меня никто не отвергнет» и поэтому он такой, какой есть.
Вы видите, я создал Холмсу внутреннюю жизнь, а он отчасти спас мою. Шутка ли.
Вы также сказали, что вы нисколько не похожи на Холмса и…
Погодите-ка минутку, тут есть нечто более коварное… Он вкрадывается в тебя. Я должен следить за ним, как ястреб. Я должен быть очень осторожен…
И что замечательно в этой великолепной поездке сюда в отпуск - то, что я тут хожу открыто, у всех на виду. А я был не склонен этого делать…. Не знаю… наверное это как-то связано со смертью моей жены. Мне хотелось ото всех изолироваться. И за это я виню именно Холмса. Это его вторжение.
И как вы с этим обычно справляетесь?
Я часто выхожу прогуляться. Не оставаться дома - выходить. Но я это прекрасно понимаю. Это, вероятно, моя собственная проблема, тут нет ничего связанного с Дойлом или Сами-Знаете-Кем.
Вот люди спрашивают, что значит «становиться персонажем»? А это значит, что я как губка, я актер. Я выжимаю из себя жидкость своего собственного «я» и впитываю жидкость того, кого играю. Это по Станиславскому в России, или по «Методу» здесь, но не совсем то же самое. А если вам достается человек, у которого нет чувств, то вы получаете только лишь дыру.
Значит, вы заполнили ее в основном тем, на что, по-вашему мнению, это могло быть похоже?
Да, я пополнял его сущность на протяжении всего пути.
А поскольку вы «превращаетесь в персонажа», то этот процесс, возможно, помог вам и вашему герою?
Да, это действительно помогло. Как и сам факт того, что, как это ни невероятно, но у нас никогда не ставили точно по Дойлу. И не спрашивайте меня, почему - я и сам не понимаю. За все эти годы, никто не снимал по его историям. Снимали «по мотивам». Брали имена Холмса и Уотсона, но не сами истории. Это непостижимо для понимания. Зато у меня тут поле непаханое.
А вот вам еще факты: Холмс носил свою двухкозырку только за городом… он никогда не курил трубку-калабаш – она пришла от актера Уильяма Джиллета из Нью-Йорка на рубеже столетий…. Он курил длинную, тонкую трубку вишневого дерева, когда был в настроении спорить, и глиняную – когда размышлял. Это самое начало рассказа «Медные буки».
И все эти вещи можно почерпнуть у Дойла, и когда другие актеры, играющие Холмса, просто берут да напяливают его двухкозырку, плащ с накидкой и курят трубку пых-пых-пых… - а потом переходят к следующей роли, то, вероятно, это самый безопасный путь. Но это точно не по Дойлу. Это просто клише, картинка, которая не оживает.
Дети любят его.
Почему?
Да толком и не знаю. [Вытаскивает помятое письмо от ребенка с рисунком] От Майкла Макклура, восьми лет. [Смотрит на название] Холмс скачет на драконе… А мне кажется, он убивает дракона.
Для них он пример для подражания?
Для детей – думаю, да. Они считают, что он герой. Этим утром я позвонил маме мальчика, т.к. послал ему письмо и хотел быть уверенным, что оно дошло. Оно шло через Сент-Луис, а там это труднопроходимая дорожка, все эти умники… Ну, то есть шерлокианцы и фанаты.
Двухчасовая серия, в которой вы недавно снялись, основана на дойловском «Конце Чарльза Огастеса Милвертона», но сообщили, что название поменяли на «Король шантажа». Почему такое отступление от оригинала?
Да, такое случилось впервые. А причина вот в чем. Мы сняли 34 фильма за 9 лет. Некоторые из них - и я уверен Дойл простит меня за то, что я такое говорю, - нуждаются в небольшой помощи (доработке). Подошла очередь «Приключений Чарльза Огастеса Милвертона». И Дэйм Джин, дочь сэра Артура Конан Дойла – замечательная и удивительная женщина, сказала, что ей нравится сценарий. Это адаптация Джереми Пола, который, по моему мнению, один из наших лучших сценаристов. А «Чарльз Огастес Милвертон», на самом деле, очень, очень короткий рассказ, всего шесть страниц. «Шантаж» (фильм) простирается несколько дальше, чем всего лишь один шантажист и всего лишь одно вымогательство. Так что у нас их - четыре. И, должен сказать, я очень переживал по поводу подделки под Дойла, но я действительно считаю, что у нас получилось. Я правда еще не видел фильм, потому что мы только что отсняли его, но новости благоприятные.
Могу вам дать еще один пример. Когда на Бродвее я играл Троила в «Троиле и Крессиде», с партнершей Розмари Харрис, еще задолго до того, как вы родились, великий Тайрон Гатри сказал нам: «А вот в этом кусочке пьесы Шекспиру надо немножко помочь». Мы с трудом поверили своим ушам [смеется]. Ты стремишься и карабкаешься, чтоб Шекспир дошел до нас. И это как раз именно то, о чем я сейчас и говорю… мы снимаем по самым лучшим историям. Но немного помощи всё равно необходимо, и я надеюсь, что это будет сделано незаметно и тщательнейшим образом, так, чтоб было по-дойловски.
Проблема со сценаристами-адаптаторами в том, что, конечно, для них это не естественная работа. При адаптации ты не работаешь со своей собственной идеей. Ты делаешь деньги. И они постоянно, всё время, так и норовят пропихнуть отсебятину. Я сижу, читаю сценарий, а потом удивляюсь: «Вам не кажется, что у Дойла лучше?». Эта проблема преследовала нас на протяжении всего пути.
А теперь мы дошли до точки, где Дойлу нужно немного помочь. Но я буду следить за этим строго, насколько смогу. И мы с Дэйм Джин очень близки, и к тому же она получает все сценарии до того, как мы начинаем снимать. Так что мы постараемся не подвести Дойла.
Расскажите нам немного о фильме и о том, кто в нем играет.
Хорошо. Моя соисполнительница - замечательная актриса по имени Дэйм Гвен Франкон Дэвис, и ей сто лет. Она была ведущей актрисой в театре – и я уверен, что Дойл мог лично видеть ее, ведь он умер в 1930-м. Она была ведущей актрисой Джона Гилгуда в течение 30-ти лет, и она вышла с пенсии, чтобы сыграть у нас. После съемок она сказала: «Я получила такое удовольствие, что подумываю с этих пор делать по фильму в год».
Она пьет шампанское, курит «Кэмэл» и является последователем учения "Христианская наука". Так что мне осталось лишь последовать за «Христианской наукой». И я готов. Она изумительная женщина.
У нас блестящий актер в роли шантажиста Чарльза Огастеса Милвертона. Вы, возможно, уже видели его. У вас здесь показывают сериал, который очень любят у нас в Англии - «О всех созданиях - больших и малых»? Помните парня, старшего ветери… Зигфрида? Роберт Харди. Он играет злодея.
Софи Томпсон, младшая сестра Эммы Томпсон, играет Агату, мою подружку в этом фильме. У Холмса там опять переодевания - я играю водопроводчика. Мой девиз: «Проникаем в глубины». Она увлечена им.
Это довольно жуткая история. Я имею в виду у Дойла. Но когда вы читаете: «Леди Диана стреляет в грудь Милвертона шесть раз, а затем бьет каблуком по его лицу» - то всё нормально, это читается. Но когда вы действительно это показываете….
И как же вы делаете нечто подобное?
Очень осторожно. Чертовски осторожно.
Тогда у меня напрашивается следующий вопрос: сколько своего вы можете привнести в сценарий? И вообще пишете ли вы сами, не только в отношении «Холмса», но и других персонажей?
Я вам расскажу, как всё началось. Прежде всего, «Студия Гранада», расположенная на северо-западе Англии, в Манчестере, дёрнула меня в 83-м и дала всего неделю на репетиции. А я сказал: «Я так не могу. Если вы хотите, чтобы я продержался, вы должны заботиться обо мне. Мне нужно две недели». И, господи, благослови их, они сделали так, что я получил две.
Таким образом, первую неделю я просидел с адаптацией, с продюсером и режиссером, и мы просто – я еще принёс Дойла – читали это всё. Я привожу текст обратно к оригиналам Дойла, ведь они сделали адаптацию заранее.
Вторая неделя. Приходят актеры и мы репетируем, так что мы смогли представить, как это будет с небольшими репетициями. Также это дало время консультантам и костюмерам.
Но настоящая роскошь это, конечно, то, что я там был в первую неделю. Я старался не слишком наглеть, ведь я всего лишь нанятый актер, а актеры в Англии должны знать своё место.
WGBH анонсировала только пять серий из «Casebook of Sherlock Holmes» на телеканале "Mystery!" этой осенью. Вы знаете, каковы их планы в отношении серии «Исчезновение леди Фрэнсис Карфэкс», которая не намечена к показу?
Там шесть серий. Сейчас их пять, но они придерживают одну под залог. И это как раз «Исчезновение леди Фрэнсис Карфэкс». Сценарист, Тревор Бауэн, и режиссер Джон Мэдден, отличный парень, покинули проект, и у нас решили, что снимут своего собственного Дойла, так что там меньше всего осталось от Дойла. Мы закончили все эти фильмы 12 декабря прошлого года. И снова начнем снимать в январе, у меня впереди шесть серий. Кажется, одна из них «Вампир в Сассексе», а другая - «Алое кольцо». И, возможно, они выйдут к концу следующего года.
Каковы ваши планы на то, чтобы привезти ваш спектакль "Секрет Шерлока Холмса" в Соединенные Штаты?
Я думал об этом, когда был в Нью-Йорке две недели назад. Надеюсь, что получится открыться 12 января 1993-го. У нас было не очень хорошее начало в Англии. Мы протянули год, но нам попался такой жадный продюсер, что объявил спектакль триллером, а он ведь не триллер. Наверно, люди были слегка разочарованы. Там нет расследуемого дела, там только Холмс и Уотсон - Эдвард Хардвик да я. Эта пьеса о них и об их приключениях, их отношениях. Если бы ты ввел в заблуждение людей, сказав, что это триллер - "Дело о чем-то там"… но там нет никакого дела. Там взаимоотношения двух мужчин. Если мы сможем объяснить это здесь, да без жадного продюсера, который пожелает поступить подобным образом, то… - в противном случае, я не буду этого делать. Вот такие мои планы.
Еще я надеюсь, что получится тур. Я бы хотел сделать тур до и после представлений в Нью-Йорке.
А расскажите о ваших недавних внехолмсовских проектах или о том, есть ли у вас что-то в процессе, как, например, фильм с Харрисоном Фордом?
Да, это пьеса Патрика Пейджа. Я играю там ирландца. Я просил их не давать мне этого до тех пор пока не войду в самолет Чикаго-Лондон, потому что у меня и так всего уже достаточно. Я уверен, что получится замечательно, и, слава богу, что она... такая веселая. А еще я написал пьесу.
Расскажите нам о ней.
Это пьеса, в которой всего два главных героя. Но абсолютно ничего общего с Холмсом и Уотсоном. В ней один из героев – психиатр, живущий в Исландии, и к нему приезжает человек, с сильным нервным расстройством. А в конце пьесы, тот человек, кто был психически болен, уезжает совершенно здоровым, а психиатр зарабатывает нервный срыв… Вот такой сюжет.
Она скоро выйдет?
О, нет. Мне еще нужно там кое-что продумать. Пока только черновик. Она немного длинновата.
Вам не кажется, что в связи с Холмсом вам будут предлагать однотипные роли, или вам все еще предлагают играть разных героев?
Мне только что предложили роль Гектора в «Доме, где разбиваются сердца» по Бернарду Шоу; репетиции начнутся в Лондоне на следующей неделе. Еще только что предложили - и репетиции уже начинаются – пьесу «Отныне» Алана Эйкборна. Но вообще-то я не против принципа типажности под Холмса. Я должен быть очень благодарен сэру Артуру Конан Дойлу, потому что у нас в Англии сейчас глубочайший кризис, и только пять процентов людей моей профессии имеют работу. И я один из них, так что я не отказываюсь.
А пьеса Алана Эйкборна - это комедия?
Да, но там про роботов. Мне не нравится. Меня также попросили провести закрытый спектакль, в котором я играл в Masterpiece Theater, но моя дорогая Пенелопа Кейт не хочет приезжать в Лондон, потому что не поладила с критиками. Так что я не буду в нем участвовать. Я начну работу в январе. А сейчас постараюсь не упустить шанс покататься на лыжах и всё такое.
Вы упомянули некоторые роли, которые любили раньше. А есть что-то особенное, то, что вы хотели бы сыграть в будущем?
Ну, в Канаде, в 1982-м году я играл Просперо в «Буре». У меня он был безбородый, гневный, с каштановыми волосами. В конце концов, он же бермудец, а на Бермудах довольно жарко. И у меня были Миранда и два сторонника Просперо – Ариэль и Калибан, играемые одним актером. И я хотел бы сыграть эту роль. Тhe National попросил меня подобрать что-нибудь из того, что мне хотелось бы сделать.
Вы хотите сыграть злодея?
Нет. Я сейчас уже играю одного. Злодей - это не для меня. Ну, то есть, я уверен, что Холмс – прекрасный человек, по вторникам [смеется]. Злодеев играть очень, очень скучно. И это намного проще, чем играть героев. Я вот только что смотрел – пересматривал, потому что это единственное, что мне попалось – «Робин Гуд: принц воров». И считаю, что величайшей звездой в Америке в настоящий момент является Кевин Костнер. Мне кажется, «Танцующий с волками» - самый великолепный фильм, что я когда либо видел, - или один из них. Он о любви, где действие происходит в Америке, которую я так люблю. Фильм о храбрости, сопротивлении, первопоселенцах. И он так же гениален, как и Робин Гуд, но боюсь, Алан Рикман, который играет шерифа, ужасен. Я ему так и сказал: «Послушай, я знаю, милый, ты играешь злодея, я знаю, что ты пытаешься запомниться, я знаю, что ты пытаешься получить роль получше в следующем фильме, но если ты будешь переигрывать, выйдет скверно».
Американцы любят его [Рикмана]. Когда он так бледно сыграл в «Крепком орешке» никто его и не заметил. Зато потом люди говорили, что его злодей затмил Кевина Костнера в «Робин Гуде».
Алан Рикман – это позор. Но также он очень хороший актер, и от этого только еще хуже. Он был великолепен на сцене в «Опасных связях». Почему он это сделал – должно быть от отчаяния или чего-то еще. Но Кевин – он мой новый герой. Мой старый герой - конечно, Роберт Де Ниро.
Так Де Ниро ваш идеал?
Как жаль, что я не смог найти подходящую роль (в фильме с Де Ниро). Я думал, что, возможно, смогу что-нибудь словить в «Пробуждении». В «Охотника на оленей» я не вписываюсь. Не вписываюсь и в «Бешеного быка». Я отдал бы все, чтобы работать у него, для него, с ним, всё равно. Ах, он удивительный человек! Какая изобретательность, какое мужество!
А какие у вас хобби помимо игры?
Стрельба из лука. Катание верхом. Вот почему я так впечатлен Кевином [Костнером]. Он потрудился научиться этому. Он действительно потратил на это время; и действительно научился.
Что-то еще?
Пианино. [длинная пауза] Фимиам.
Фимиам?
Курение [смеется]
А-а, курительная медитация.
Да, я медитирую и занимаюсь йогой. Я сижу со скрещенными ногами и стараюсь не воспарить слишком высоко. Я постоянно где-то витаю, так что только и делаю, что пытаюсь спуститься на землю [смеется]. Время от времени Холмс занимался йогой. А я вообще-то медитировал по системе Махариши, но именно Холмс привел меня к йоге. У него есть много хороших вещей. Ой, я должен следить за тем, что говорю.
О Холмсе?
Да. Он - приверженец закона. Но также он и сам себе закон. Другими словами, он отпускает людей, а в Скотлэнд-Ярде говорят: «Как вы могли это сделать?» Он также любит детей. Я задавался вопросом, куда направлена его любовь? Потому что, ну нельзя быть таким [бесчувственным]. Но я чувствую там намек на Нерегулярные части, уличных мальчишек, и я думаю, он платит им…. Вот видите, я снова фантазирую.
Но кажется, что это действительно помогает в вашей игре.
Да, где бы я ни остановился, рядом со мной всегда крутятся Нерегулярные части. Мне кажется, Холмс любит детей.
И именно этим он вас больше всего и восхищает?
Скорее своей дедуктивной силой, которая… – а знаете, дети ведь тоже ею обладают, пока им не исполнится восемь, а потом они ее утрачивают, потому что им говорят не глазеть в окно, а концентрироваться на латыни. Сэр Артур Конан Дойл наделил Холмса чутьём ребенка. И кое-чем ещё – женской интуицией, о которой я и не подозревал, пока не побыл некоторое время в его образе. Он совершает эти маленькие скачки. Ну, вы знаете, как женщина получает ответ, к которому мужчина может прийти, только пройдя весь путь исследования и собрав все факты?
Вы постигли и это?
Да, у меня это было в течение последних девяти лет, пока я играл [Холмса]. Я думаю, что он также и пример для подражания, при этом испытывающий потребность быть кому-то нужным лишь в одном или двух случаях. Во-первых, его стремление быть независимым действительно очень велико, и он таковым и является. То есть я хочу сказать, что он впустил в свою жизнь Уотсона только потому, что нужно было с кем-то разделить арендную плату. Но на самом деле он не нуждается в Уотсоне. Вот Дойл нуждается в Уотсоне, так как ему нужен еще один персонаж, чтобы рассказывать все эти истории.
Вы считаете, что Холмс не нуждается в Уотсоне?
Не совсем. Мне кажется, что Дойл этого не задумывал. Я считаю, что нуждается, но не думаю, что Дойл имел это в виду. Мне кажется, он задумывался как мраморная статуя. Я не раз говорил, что постараюсь проделать в этом мраморе трещину, хотя бы для того, чтобы у меня, как у актера, была лазейка влезть туда.
Вы уже рассказали о том, что вам нравится в Холмсе. А что не нравится? Тот факт, что он кажется таким одиноким, таким изолированным?
Ну, что мне в нем не нравится, так это тот факт, что его чертовки тяжело играть [смеется]. Вот это мне не нравится; всё остальное – прекрасно. Мне кажется, я совершил ошибку, родившись в это время, когда мы снимаем в цвете. Вот Бэзилу [Ретбоуну] повезло больше с черно-белой пленкой. Я думаю, что это смотрится более драматично, это во-первых. А еще макияж, потому что у меня уходит куча времени на грим. У меня довольно большие глаза, с которыми я ничего не могу сделать – с белым макияжем мои глаза выглядят красными, да и губы внутри кажутся красными, поэтому я выгляжу довольно болезненно. А если бы мы снимали в черно-белом цвете, этого бы не было заметно.
Каким бы вы хотели видеть развитие характера Холмса?
Что ж… я сейчас очень волнуюсь, потому что в последнем фильме я начинаю просве… Надеюсь, что нет, но мне это показалось, и когда мы закончили снимать, я сказал им: «Боже, давайте будем осторожнее. Сквозь него становится видно меня.
Вы имеете в виду подлинного Джереми Бретта?
Да, потому что в «Милвертоне» мне достался мой первый поцелуй. И это почти как у Скарлет О*Хара и Ретта Батлера [смеется]. Он идет, пытается проникнуть в дом, маскируется, его зовут Ральф, и она говорит: «Поцелуй меня», а он отвечает: «Я не знаю, как», т.е., конечно, это Холмс не знает. В следующей сцене она прыгает на него с дерева, сбивает с ног и падает на него. И тут они сближаются, всё ближе и ближе. И наконец, смачный, поразительный поцелуй. Я даю вам две попытки угадать, что потом сделал Холмс?
Упал в обморок?
Разразился безудержными слезами.
Так сколько же нам ждать выхода этого фильма?
Полагаю, что он выйдет в Англии как рождественский показ, и, похоже, что он будет здесь к следующему Рождеству или что-то типа того. Но, пожалуй, мне стоит быть поосторожнее в высказываниях. Ну, то есть, это было такое удовольствие, ведь мне 55 и я похож на старого крокодила, и когда я шел на репетиции, я брал зубную щетку [смеется]. А вечерами я ходил в бар и мы там все сидим вокруг стола, жалуемся на жизнь и говорим: «Ах, этот экономический кризис просто ужасен». А я говорю: «Разве это ужасно? Вот у меня сегодня был такой тяжелый день. Меня пять раз целовала двадцатидвухлетняя девушка». И они такие: «Что-что?» [смеется]. А я отвечаю: «Меня целовала двадцатидвухлетняя девушка, а мне еще и платили за это!» Это было замечательно. [смеется]
А у вас сейчас кто-нибудь есть?
Да, у меня есть чудесная любимая девушка и трое замечательных детей – Калеб, Ребекка и Дэвид. Они все восхитительны. [вытаскивает фотографии - показать]
А у вас есть что-нибудь еще, чем вы хотели с нами поделиться?
У меня с собой есть вот эта карточка – только не спрашиваете, почему она у меня с собой, я всё равно не скажу вам. Когда я работал в Британском Национальном Театре, в течение четырех лет, я играл в пьесе «Бесплодные усилия любви» по Уильяму Шекспиру, которую ставил Лоуренс Оливье. И это была его первая ночная записка, адресованная мне.
Это действительно была записка, которую он вам дал?
Именно. Ее заламинировал некий малыш Джонни из Англии, когда я был в Далласе, потому что ее не раз передавали по кругу – всем хотелось потрогать и посмотреть. И я ему очень благодарен, хотя я больше никогда не смогу к ней снова прикоснуться [смеется]. Здесь написано: «Душечка (Джереми), ниже перечислено, что нужно делать и что не нужно делать в актерской игре.
Нужно: Думать. Держать голову прямо. Думать. Быть искренним. Думать. Чувствовать. Думать. Слушать. Думать. Любить Джоан (жена Оливье, участвовавшая в той пьесе) Блистать. (Что значит зажигать. Самое легкое) [посмеивается]
Не нужно: (быть) Обворожительным. Мягким. Прелестным. Чарующим. Серьезным. Любезным. Приукрашенным. Рисковым.
[переворачивает карточку]
С любовными пожеланиями. С любовной благодарностью. С любовным восхищением. С любовью от Ларри.»
Разве это не прелестная вещица для обладания?
URL записиВ моем цитатнике - 76 страниц... я их буду чистить вечность! И в начале конечно же Холмс)))
Интервью с Джереми Бреттом, переведено Barbuzuka (и у нее же унесено)
ОН РЕШИЛ ОСТАТЬСЯ С ШЕРЛОКОМ ХОЛМСОМ ДО КОНЦА
читать дальше
На Бейкер-стрит дела налаживаются вновь. Несколько лет назад Джереми Бретт говорил британской прессе, что подумывает оставить гранадовский сериал, основанный на произведениях сэра Артура Конан Дойла о великом детективе, где он с успехом исполнял роль Шерлока Холмса. Но кажется, что Бретт, появившийся в самых последних сериях о Холмсе, показываемых с 14 ноября по 12 декабря на канале PBS "Mystery!", передумал. Собственно, в октябре, будучи в Атланте, он сказал "Англофилу", что, возможно, он осилит весь Канон! Следующим в Британии выйдет "Король Шантажа" - двухчасовой фильм, основанный на произведении Дойла "Конец Чарльза Огастеса Милвертона", в котором Бретт закончил сниматься за три недели до своего визита в Атланту. Крис Лиагуно взял у Бретта интервью для "Англофила".
Как-то раньше вы сказали, что эти новые серии о Холмсе будут вашими последними...
Ах, я передумал. Я взял перерыв на год, фактически протянул пять месяцев, позвонил своим "ангелам" ("Мобил" и "Гранада Телевижн") и спросил, что если они хотят, то я хочу тоже, и дают ли они своё благословение, а они взяли да и ответили "да"... Сейчас мы продаем сериал в 83 страны, а последний фильм разрешили даже в... России. Так что они довольны, и в "Мобиле" довольны, ведь это означает, что их Пегас - помните их логотип? - летит в Россию. И в моей студии, "Гранаде», довольны. Все довольны.
Во всяком случае, я настроен закончить весь список и сделать еще 20 фильмов.
Что заставило вас передумать?
Ну, в основном то, что ко мне были очень добры. То есть, обычно все эти боссы и продюсеры только и делают что подгоняют, а меня – нет. Они дают мне такие передышки, что я могу продолжать работать и в сериале и играть в театре и других фильмах. Я собираюсь сняться в фильме с Харрисоном Фордом. И я выступал в пьесе на Бродвее в 85-м. Я играл в пьесе в Лондоне в 87-88-м. Так что с такими небольшими перерывами можно продолжать.
И я подумал, а почему бы и нет. Я как раз собрался с силами. Возможно, я погнался за двумя зайцами и безрассуден, но в любом случае, я очень постараюсь и закончу сериал. Это игра… а я как раз игрок.
То есть вы собираетесь всё это выдержать, пока не снимете все серии?
Да, надеюсь…. Ведь такого сериала еще не было, так что почему бы не попытаться?
Вы также раньше говорили о тяжелом «бремени», что накладывает на вас игра роли Холмса, и как однажды у вас даже случился нервный срыв. Как вы справились с этим?
Ну, тут больше повлияла смерть моей жены (Джоан Уилсон). И я думаю, что фактически, Дойл и творение сэра Артура Конан Дойла - Сами-Знаете-Кто - помогли мне.
Каким образом?
Что ж… это был такой шок. Она умерла в 85-м, 4-го июля, – какой день для ухода, будучи американкой! И ее смертью я был совершенно разбит. Я ни в чем не видел смысла, и меньше всего в Ш.Х.
А в 86-м, я совсем развалился… но что подняло меня на ноги, так это работа; как мы говорим в Англии – «снова в седле».
Да-да, я отправился в студию и снялся еще в пяти эпизодах и стал чувствовать себя заметно лучше. У меня ушло на это – хотя я всё еще не могу смириться - около трех лет. Так что, тому действительно была причина.
Наверное, мне всё же нравится роль… Хотя не думаю, что идеально подхожу для нее. Я привык играть Короля Артура, Генриха Пятого, героев и романтиков… Роберта Браунинга, лорда Байрона… классику… Гамлета - в мои молодые годы.
Вам больше нравится играть их?
Да. Подвох с Холмсом в том, что у Дойла он описан как человек без сердца – только мозг… и это трудно не то что играть, но и показать.
Если вернуться в 83-й, то я свалял такого дурака на пробах. Я был похож на горгулью [смеется], потому что очень решительно был настроен выглядеть должным образом. Но у меня действительно был нос, белая полоса вдоль груди и бархат под подбородком. И тогда мой продюсер возмутился: «Тут вообще что-нибудь будет от Джереми?»
И я немного остыл с этим, но всё еще… знаете, это не самая легкая роль, чтоб играть. Кроме того, всё это действительно лучше читать, если уж говорить честно.
Почему?
Ну, история сама словно сходит со страниц. То есть, когда ты читаешь «Холмс как золотистый ретривер ползает в папоротниках в поисках улик», ты видишь это в своем воображении. Но когда ты это играешь [смеется], это вызывает истерический смех.
А у меня еще были замечательные Уотсоны – и оба при этом начинали [стонет]: «Холмс снова за своё». Да что там, у нас в студии находились и такие, которые, когда я вдруг кидался на пол и ползал, говорили: «Только не это!» [смеется]. И это еще цветочки.
Есть и еще кое-что. Например, если идешь в столовую на обед, одетый вот так, как я называю - «ненормальный пингвин», никто не хочет сидеть с тобой, потому что… ну, краше только в гроб кладут [смеется]. Когда на тебе этот грим, черные волосы и черный костюм, все прям так и горят желанием сидеть за обедом напротив тебя.
Вы сказали, что сейчас вам играть Холмса полегче. А как вы сохраняете к нему интерес? Что вас влечет?
Ну, я пока до него не дотянулся. Он все время за версту впереди меня. Это так захватывающе. Очень захватывающе.
Наверное, чем больше я его играю, тем больше я понимаю, что его невозможно играть. То есть, для меня здесь образцами являются, конечно, великолепный Бэзил Ретбоун и Роберт Стивенс, сыгравший в «Частной жизни Шерлока Холмса» Билли Уалдера. Роберт Стивенс – мой лучший друг в Англии. Я виделся с ним прошлым июнем, когда ходил посмотреть на его блестящее представление в театре, и он сказал: «Знаешь, что я думаю? Твоя проблема в том, что ты не можешь кое-что понять. Холмс – это дыра». И пояснил: «Когда я пытался его играть, я чуть не убил себя… у меня был нервный срыв. Пытался убиться, просто катастрофа! Но ты, конечно, со своей этой бурлящей искрящей эссенцией… ты просто залил эту дыру шампанским и водой «Перье». Твой колодец так заполнен до краев, что ты и не замечаешь, что внутри-то [Холмса] ничего и нет».
Естественно, дело в том, что Роберт и я - мы актеры одного сорта. Мы оба те, кого в Англии называют «становящийся персонажем» (becomer) - ты превращаешься в того, кого играешь.
Я всегда создаю персонажу внутреннюю жизнь. Например, я определился, где Холмс родился; представил, какова была его нянька; лет до восьми он и матери своей не видел, - возможно, только слышал шелест ее юбки. А викторианские няньки не делали всё подряд: лишь отмывали да оттирали его, укрывали в кровати, да убирали за ним. Отца он не видел лет до двадцати, и он был гордым, но запуганным маленьким человечком, как и его брат, Майкрофт.
Там вероятно была история с красивой девушкой, в отношении которой он чувствовал себя глупо, но она даже не смотрела на него. В итоге это разбило его сердце и он решил: «Ну и ладно, больше меня никто не отвергнет» и поэтому он такой, какой есть.
Вы видите, я создал Холмсу внутреннюю жизнь, а он отчасти спас мою. Шутка ли.
Вы также сказали, что вы нисколько не похожи на Холмса и…
Погодите-ка минутку, тут есть нечто более коварное… Он вкрадывается в тебя. Я должен следить за ним, как ястреб. Я должен быть очень осторожен…
И что замечательно в этой великолепной поездке сюда в отпуск - то, что я тут хожу открыто, у всех на виду. А я был не склонен этого делать…. Не знаю… наверное это как-то связано со смертью моей жены. Мне хотелось ото всех изолироваться. И за это я виню именно Холмса. Это его вторжение.
И как вы с этим обычно справляетесь?
Я часто выхожу прогуляться. Не оставаться дома - выходить. Но я это прекрасно понимаю. Это, вероятно, моя собственная проблема, тут нет ничего связанного с Дойлом или Сами-Знаете-Кем.
Вот люди спрашивают, что значит «становиться персонажем»? А это значит, что я как губка, я актер. Я выжимаю из себя жидкость своего собственного «я» и впитываю жидкость того, кого играю. Это по Станиславскому в России, или по «Методу» здесь, но не совсем то же самое. А если вам достается человек, у которого нет чувств, то вы получаете только лишь дыру.
Значит, вы заполнили ее в основном тем, на что, по-вашему мнению, это могло быть похоже?
Да, я пополнял его сущность на протяжении всего пути.
А поскольку вы «превращаетесь в персонажа», то этот процесс, возможно, помог вам и вашему герою?
Да, это действительно помогло. Как и сам факт того, что, как это ни невероятно, но у нас никогда не ставили точно по Дойлу. И не спрашивайте меня, почему - я и сам не понимаю. За все эти годы, никто не снимал по его историям. Снимали «по мотивам». Брали имена Холмса и Уотсона, но не сами истории. Это непостижимо для понимания. Зато у меня тут поле непаханое.
А вот вам еще факты: Холмс носил свою двухкозырку только за городом… он никогда не курил трубку-калабаш – она пришла от актера Уильяма Джиллета из Нью-Йорка на рубеже столетий…. Он курил длинную, тонкую трубку вишневого дерева, когда был в настроении спорить, и глиняную – когда размышлял. Это самое начало рассказа «Медные буки».
И все эти вещи можно почерпнуть у Дойла, и когда другие актеры, играющие Холмса, просто берут да напяливают его двухкозырку, плащ с накидкой и курят трубку пых-пых-пых… - а потом переходят к следующей роли, то, вероятно, это самый безопасный путь. Но это точно не по Дойлу. Это просто клише, картинка, которая не оживает.
Дети любят его.
Почему?
Да толком и не знаю. [Вытаскивает помятое письмо от ребенка с рисунком] От Майкла Макклура, восьми лет. [Смотрит на название] Холмс скачет на драконе… А мне кажется, он убивает дракона.
Для них он пример для подражания?
Для детей – думаю, да. Они считают, что он герой. Этим утром я позвонил маме мальчика, т.к. послал ему письмо и хотел быть уверенным, что оно дошло. Оно шло через Сент-Луис, а там это труднопроходимая дорожка, все эти умники… Ну, то есть шерлокианцы и фанаты.
Двухчасовая серия, в которой вы недавно снялись, основана на дойловском «Конце Чарльза Огастеса Милвертона», но сообщили, что название поменяли на «Король шантажа». Почему такое отступление от оригинала?
Да, такое случилось впервые. А причина вот в чем. Мы сняли 34 фильма за 9 лет. Некоторые из них - и я уверен Дойл простит меня за то, что я такое говорю, - нуждаются в небольшой помощи (доработке). Подошла очередь «Приключений Чарльза Огастеса Милвертона». И Дэйм Джин, дочь сэра Артура Конан Дойла – замечательная и удивительная женщина, сказала, что ей нравится сценарий. Это адаптация Джереми Пола, который, по моему мнению, один из наших лучших сценаристов. А «Чарльз Огастес Милвертон», на самом деле, очень, очень короткий рассказ, всего шесть страниц. «Шантаж» (фильм) простирается несколько дальше, чем всего лишь один шантажист и всего лишь одно вымогательство. Так что у нас их - четыре. И, должен сказать, я очень переживал по поводу подделки под Дойла, но я действительно считаю, что у нас получилось. Я правда еще не видел фильм, потому что мы только что отсняли его, но новости благоприятные.
Могу вам дать еще один пример. Когда на Бродвее я играл Троила в «Троиле и Крессиде», с партнершей Розмари Харрис, еще задолго до того, как вы родились, великий Тайрон Гатри сказал нам: «А вот в этом кусочке пьесы Шекспиру надо немножко помочь». Мы с трудом поверили своим ушам [смеется]. Ты стремишься и карабкаешься, чтоб Шекспир дошел до нас. И это как раз именно то, о чем я сейчас и говорю… мы снимаем по самым лучшим историям. Но немного помощи всё равно необходимо, и я надеюсь, что это будет сделано незаметно и тщательнейшим образом, так, чтоб было по-дойловски.
Проблема со сценаристами-адаптаторами в том, что, конечно, для них это не естественная работа. При адаптации ты не работаешь со своей собственной идеей. Ты делаешь деньги. И они постоянно, всё время, так и норовят пропихнуть отсебятину. Я сижу, читаю сценарий, а потом удивляюсь: «Вам не кажется, что у Дойла лучше?». Эта проблема преследовала нас на протяжении всего пути.
А теперь мы дошли до точки, где Дойлу нужно немного помочь. Но я буду следить за этим строго, насколько смогу. И мы с Дэйм Джин очень близки, и к тому же она получает все сценарии до того, как мы начинаем снимать. Так что мы постараемся не подвести Дойла.
Расскажите нам немного о фильме и о том, кто в нем играет.
Хорошо. Моя соисполнительница - замечательная актриса по имени Дэйм Гвен Франкон Дэвис, и ей сто лет. Она была ведущей актрисой в театре – и я уверен, что Дойл мог лично видеть ее, ведь он умер в 1930-м. Она была ведущей актрисой Джона Гилгуда в течение 30-ти лет, и она вышла с пенсии, чтобы сыграть у нас. После съемок она сказала: «Я получила такое удовольствие, что подумываю с этих пор делать по фильму в год».
Она пьет шампанское, курит «Кэмэл» и является последователем учения "Христианская наука". Так что мне осталось лишь последовать за «Христианской наукой». И я готов. Она изумительная женщина.
У нас блестящий актер в роли шантажиста Чарльза Огастеса Милвертона. Вы, возможно, уже видели его. У вас здесь показывают сериал, который очень любят у нас в Англии - «О всех созданиях - больших и малых»? Помните парня, старшего ветери… Зигфрида? Роберт Харди. Он играет злодея.
Софи Томпсон, младшая сестра Эммы Томпсон, играет Агату, мою подружку в этом фильме. У Холмса там опять переодевания - я играю водопроводчика. Мой девиз: «Проникаем в глубины». Она увлечена им.
Это довольно жуткая история. Я имею в виду у Дойла. Но когда вы читаете: «Леди Диана стреляет в грудь Милвертона шесть раз, а затем бьет каблуком по его лицу» - то всё нормально, это читается. Но когда вы действительно это показываете….
И как же вы делаете нечто подобное?
Очень осторожно. Чертовски осторожно.
Тогда у меня напрашивается следующий вопрос: сколько своего вы можете привнести в сценарий? И вообще пишете ли вы сами, не только в отношении «Холмса», но и других персонажей?
Я вам расскажу, как всё началось. Прежде всего, «Студия Гранада», расположенная на северо-западе Англии, в Манчестере, дёрнула меня в 83-м и дала всего неделю на репетиции. А я сказал: «Я так не могу. Если вы хотите, чтобы я продержался, вы должны заботиться обо мне. Мне нужно две недели». И, господи, благослови их, они сделали так, что я получил две.
Таким образом, первую неделю я просидел с адаптацией, с продюсером и режиссером, и мы просто – я еще принёс Дойла – читали это всё. Я привожу текст обратно к оригиналам Дойла, ведь они сделали адаптацию заранее.
Вторая неделя. Приходят актеры и мы репетируем, так что мы смогли представить, как это будет с небольшими репетициями. Также это дало время консультантам и костюмерам.
Но настоящая роскошь это, конечно, то, что я там был в первую неделю. Я старался не слишком наглеть, ведь я всего лишь нанятый актер, а актеры в Англии должны знать своё место.
WGBH анонсировала только пять серий из «Casebook of Sherlock Holmes» на телеканале "Mystery!" этой осенью. Вы знаете, каковы их планы в отношении серии «Исчезновение леди Фрэнсис Карфэкс», которая не намечена к показу?
Там шесть серий. Сейчас их пять, но они придерживают одну под залог. И это как раз «Исчезновение леди Фрэнсис Карфэкс». Сценарист, Тревор Бауэн, и режиссер Джон Мэдден, отличный парень, покинули проект, и у нас решили, что снимут своего собственного Дойла, так что там меньше всего осталось от Дойла. Мы закончили все эти фильмы 12 декабря прошлого года. И снова начнем снимать в январе, у меня впереди шесть серий. Кажется, одна из них «Вампир в Сассексе», а другая - «Алое кольцо». И, возможно, они выйдут к концу следующего года.
Каковы ваши планы на то, чтобы привезти ваш спектакль "Секрет Шерлока Холмса" в Соединенные Штаты?
Я думал об этом, когда был в Нью-Йорке две недели назад. Надеюсь, что получится открыться 12 января 1993-го. У нас было не очень хорошее начало в Англии. Мы протянули год, но нам попался такой жадный продюсер, что объявил спектакль триллером, а он ведь не триллер. Наверно, люди были слегка разочарованы. Там нет расследуемого дела, там только Холмс и Уотсон - Эдвард Хардвик да я. Эта пьеса о них и об их приключениях, их отношениях. Если бы ты ввел в заблуждение людей, сказав, что это триллер - "Дело о чем-то там"… но там нет никакого дела. Там взаимоотношения двух мужчин. Если мы сможем объяснить это здесь, да без жадного продюсера, который пожелает поступить подобным образом, то… - в противном случае, я не буду этого делать. Вот такие мои планы.
Еще я надеюсь, что получится тур. Я бы хотел сделать тур до и после представлений в Нью-Йорке.
А расскажите о ваших недавних внехолмсовских проектах или о том, есть ли у вас что-то в процессе, как, например, фильм с Харрисоном Фордом?
Да, это пьеса Патрика Пейджа. Я играю там ирландца. Я просил их не давать мне этого до тех пор пока не войду в самолет Чикаго-Лондон, потому что у меня и так всего уже достаточно. Я уверен, что получится замечательно, и, слава богу, что она... такая веселая. А еще я написал пьесу.
Расскажите нам о ней.
Это пьеса, в которой всего два главных героя. Но абсолютно ничего общего с Холмсом и Уотсоном. В ней один из героев – психиатр, живущий в Исландии, и к нему приезжает человек, с сильным нервным расстройством. А в конце пьесы, тот человек, кто был психически болен, уезжает совершенно здоровым, а психиатр зарабатывает нервный срыв… Вот такой сюжет.
Она скоро выйдет?
О, нет. Мне еще нужно там кое-что продумать. Пока только черновик. Она немного длинновата.
Вам не кажется, что в связи с Холмсом вам будут предлагать однотипные роли, или вам все еще предлагают играть разных героев?
Мне только что предложили роль Гектора в «Доме, где разбиваются сердца» по Бернарду Шоу; репетиции начнутся в Лондоне на следующей неделе. Еще только что предложили - и репетиции уже начинаются – пьесу «Отныне» Алана Эйкборна. Но вообще-то я не против принципа типажности под Холмса. Я должен быть очень благодарен сэру Артуру Конан Дойлу, потому что у нас в Англии сейчас глубочайший кризис, и только пять процентов людей моей профессии имеют работу. И я один из них, так что я не отказываюсь.
А пьеса Алана Эйкборна - это комедия?
Да, но там про роботов. Мне не нравится. Меня также попросили провести закрытый спектакль, в котором я играл в Masterpiece Theater, но моя дорогая Пенелопа Кейт не хочет приезжать в Лондон, потому что не поладила с критиками. Так что я не буду в нем участвовать. Я начну работу в январе. А сейчас постараюсь не упустить шанс покататься на лыжах и всё такое.
Вы упомянули некоторые роли, которые любили раньше. А есть что-то особенное, то, что вы хотели бы сыграть в будущем?
Ну, в Канаде, в 1982-м году я играл Просперо в «Буре». У меня он был безбородый, гневный, с каштановыми волосами. В конце концов, он же бермудец, а на Бермудах довольно жарко. И у меня были Миранда и два сторонника Просперо – Ариэль и Калибан, играемые одним актером. И я хотел бы сыграть эту роль. Тhe National попросил меня подобрать что-нибудь из того, что мне хотелось бы сделать.
Вы хотите сыграть злодея?
Нет. Я сейчас уже играю одного. Злодей - это не для меня. Ну, то есть, я уверен, что Холмс – прекрасный человек, по вторникам [смеется]. Злодеев играть очень, очень скучно. И это намного проще, чем играть героев. Я вот только что смотрел – пересматривал, потому что это единственное, что мне попалось – «Робин Гуд: принц воров». И считаю, что величайшей звездой в Америке в настоящий момент является Кевин Костнер. Мне кажется, «Танцующий с волками» - самый великолепный фильм, что я когда либо видел, - или один из них. Он о любви, где действие происходит в Америке, которую я так люблю. Фильм о храбрости, сопротивлении, первопоселенцах. И он так же гениален, как и Робин Гуд, но боюсь, Алан Рикман, который играет шерифа, ужасен. Я ему так и сказал: «Послушай, я знаю, милый, ты играешь злодея, я знаю, что ты пытаешься запомниться, я знаю, что ты пытаешься получить роль получше в следующем фильме, но если ты будешь переигрывать, выйдет скверно».
Американцы любят его [Рикмана]. Когда он так бледно сыграл в «Крепком орешке» никто его и не заметил. Зато потом люди говорили, что его злодей затмил Кевина Костнера в «Робин Гуде».
Алан Рикман – это позор. Но также он очень хороший актер, и от этого только еще хуже. Он был великолепен на сцене в «Опасных связях». Почему он это сделал – должно быть от отчаяния или чего-то еще. Но Кевин – он мой новый герой. Мой старый герой - конечно, Роберт Де Ниро.
Так Де Ниро ваш идеал?
Как жаль, что я не смог найти подходящую роль (в фильме с Де Ниро). Я думал, что, возможно, смогу что-нибудь словить в «Пробуждении». В «Охотника на оленей» я не вписываюсь. Не вписываюсь и в «Бешеного быка». Я отдал бы все, чтобы работать у него, для него, с ним, всё равно. Ах, он удивительный человек! Какая изобретательность, какое мужество!
А какие у вас хобби помимо игры?
Стрельба из лука. Катание верхом. Вот почему я так впечатлен Кевином [Костнером]. Он потрудился научиться этому. Он действительно потратил на это время; и действительно научился.
Что-то еще?
Пианино. [длинная пауза] Фимиам.
Фимиам?
Курение [смеется]
А-а, курительная медитация.
Да, я медитирую и занимаюсь йогой. Я сижу со скрещенными ногами и стараюсь не воспарить слишком высоко. Я постоянно где-то витаю, так что только и делаю, что пытаюсь спуститься на землю [смеется]. Время от времени Холмс занимался йогой. А я вообще-то медитировал по системе Махариши, но именно Холмс привел меня к йоге. У него есть много хороших вещей. Ой, я должен следить за тем, что говорю.
О Холмсе?
Да. Он - приверженец закона. Но также он и сам себе закон. Другими словами, он отпускает людей, а в Скотлэнд-Ярде говорят: «Как вы могли это сделать?» Он также любит детей. Я задавался вопросом, куда направлена его любовь? Потому что, ну нельзя быть таким [бесчувственным]. Но я чувствую там намек на Нерегулярные части, уличных мальчишек, и я думаю, он платит им…. Вот видите, я снова фантазирую.
Но кажется, что это действительно помогает в вашей игре.
Да, где бы я ни остановился, рядом со мной всегда крутятся Нерегулярные части. Мне кажется, Холмс любит детей.
И именно этим он вас больше всего и восхищает?
Скорее своей дедуктивной силой, которая… – а знаете, дети ведь тоже ею обладают, пока им не исполнится восемь, а потом они ее утрачивают, потому что им говорят не глазеть в окно, а концентрироваться на латыни. Сэр Артур Конан Дойл наделил Холмса чутьём ребенка. И кое-чем ещё – женской интуицией, о которой я и не подозревал, пока не побыл некоторое время в его образе. Он совершает эти маленькие скачки. Ну, вы знаете, как женщина получает ответ, к которому мужчина может прийти, только пройдя весь путь исследования и собрав все факты?
Вы постигли и это?
Да, у меня это было в течение последних девяти лет, пока я играл [Холмса]. Я думаю, что он также и пример для подражания, при этом испытывающий потребность быть кому-то нужным лишь в одном или двух случаях. Во-первых, его стремление быть независимым действительно очень велико, и он таковым и является. То есть я хочу сказать, что он впустил в свою жизнь Уотсона только потому, что нужно было с кем-то разделить арендную плату. Но на самом деле он не нуждается в Уотсоне. Вот Дойл нуждается в Уотсоне, так как ему нужен еще один персонаж, чтобы рассказывать все эти истории.
Вы считаете, что Холмс не нуждается в Уотсоне?
Не совсем. Мне кажется, что Дойл этого не задумывал. Я считаю, что нуждается, но не думаю, что Дойл имел это в виду. Мне кажется, он задумывался как мраморная статуя. Я не раз говорил, что постараюсь проделать в этом мраморе трещину, хотя бы для того, чтобы у меня, как у актера, была лазейка влезть туда.
Вы уже рассказали о том, что вам нравится в Холмсе. А что не нравится? Тот факт, что он кажется таким одиноким, таким изолированным?
Ну, что мне в нем не нравится, так это тот факт, что его чертовки тяжело играть [смеется]. Вот это мне не нравится; всё остальное – прекрасно. Мне кажется, я совершил ошибку, родившись в это время, когда мы снимаем в цвете. Вот Бэзилу [Ретбоуну] повезло больше с черно-белой пленкой. Я думаю, что это смотрится более драматично, это во-первых. А еще макияж, потому что у меня уходит куча времени на грим. У меня довольно большие глаза, с которыми я ничего не могу сделать – с белым макияжем мои глаза выглядят красными, да и губы внутри кажутся красными, поэтому я выгляжу довольно болезненно. А если бы мы снимали в черно-белом цвете, этого бы не было заметно.
Каким бы вы хотели видеть развитие характера Холмса?
Что ж… я сейчас очень волнуюсь, потому что в последнем фильме я начинаю просве… Надеюсь, что нет, но мне это показалось, и когда мы закончили снимать, я сказал им: «Боже, давайте будем осторожнее. Сквозь него становится видно меня.
Вы имеете в виду подлинного Джереми Бретта?
Да, потому что в «Милвертоне» мне достался мой первый поцелуй. И это почти как у Скарлет О*Хара и Ретта Батлера [смеется]. Он идет, пытается проникнуть в дом, маскируется, его зовут Ральф, и она говорит: «Поцелуй меня», а он отвечает: «Я не знаю, как», т.е., конечно, это Холмс не знает. В следующей сцене она прыгает на него с дерева, сбивает с ног и падает на него. И тут они сближаются, всё ближе и ближе. И наконец, смачный, поразительный поцелуй. Я даю вам две попытки угадать, что потом сделал Холмс?
Упал в обморок?
Разразился безудержными слезами.
Так сколько же нам ждать выхода этого фильма?
Полагаю, что он выйдет в Англии как рождественский показ, и, похоже, что он будет здесь к следующему Рождеству или что-то типа того. Но, пожалуй, мне стоит быть поосторожнее в высказываниях. Ну, то есть, это было такое удовольствие, ведь мне 55 и я похож на старого крокодила, и когда я шел на репетиции, я брал зубную щетку [смеется]. А вечерами я ходил в бар и мы там все сидим вокруг стола, жалуемся на жизнь и говорим: «Ах, этот экономический кризис просто ужасен». А я говорю: «Разве это ужасно? Вот у меня сегодня был такой тяжелый день. Меня пять раз целовала двадцатидвухлетняя девушка». И они такие: «Что-что?» [смеется]. А я отвечаю: «Меня целовала двадцатидвухлетняя девушка, а мне еще и платили за это!» Это было замечательно. [смеется]
А у вас сейчас кто-нибудь есть?
Да, у меня есть чудесная любимая девушка и трое замечательных детей – Калеб, Ребекка и Дэвид. Они все восхитительны. [вытаскивает фотографии - показать]
А у вас есть что-нибудь еще, чем вы хотели с нами поделиться?
У меня с собой есть вот эта карточка – только не спрашиваете, почему она у меня с собой, я всё равно не скажу вам. Когда я работал в Британском Национальном Театре, в течение четырех лет, я играл в пьесе «Бесплодные усилия любви» по Уильяму Шекспиру, которую ставил Лоуренс Оливье. И это была его первая ночная записка, адресованная мне.
Это действительно была записка, которую он вам дал?
Именно. Ее заламинировал некий малыш Джонни из Англии, когда я был в Далласе, потому что ее не раз передавали по кругу – всем хотелось потрогать и посмотреть. И я ему очень благодарен, хотя я больше никогда не смогу к ней снова прикоснуться [смеется]. Здесь написано: «Душечка (Джереми), ниже перечислено, что нужно делать и что не нужно делать в актерской игре.
Нужно: Думать. Держать голову прямо. Думать. Быть искренним. Думать. Чувствовать. Думать. Слушать. Думать. Любить Джоан (жена Оливье, участвовавшая в той пьесе) Блистать. (Что значит зажигать. Самое легкое) [посмеивается]
Не нужно: (быть) Обворожительным. Мягким. Прелестным. Чарующим. Серьезным. Любезным. Приукрашенным. Рисковым.
[переворачивает карточку]
С любовными пожеланиями. С любовной благодарностью. С любовным восхищением. С любовью от Ларри.»
Разве это не прелестная вещица для обладания?